Его верная служба императору была отмечена. По-видимому, отчеты мелкого чиновника-сборщика налогов чем-то выделялись, ибо в один прекрасный день Цай Луня призвали ко двору. Ему напомнили о правилах дворцового этикета ке-хе, согласно которым никто не имел права обращаться непосредственно к императору.

И вот он предстал перед лицом могущественного владыки. На ступенях, ведущих к. трону, расположились императорские чиновники. Из уст в уста они передавали вниз, Цай Луню, вопросы императора, к ним он обращал свои ответы, а те повторяли услышанное все выше и выше. Цай Лунь не решился поднять глаза даже на край императорской одежды.

Так, по милости императора, Цай Лунь стал надсмотрщиком за работой оружейников и вскоре постиг все тайны их мастерства. Более того, быстрый ум и изобретательность позволили ему ввести в оружейное дело целый ряд новшеств. Его деятельность была вознаграждена. Одну за другой преодолевал Цай Лунь ступени служебной лестницы, все больше приближался к особе императора. И тогда у него появились враги.

Именно Ван-Цзы рассказал Цай Луню о том, какую зависть вызывает у придворных его неожиданная блестящая карьера и научил избегать хитроумных ловушек. Ван-Цзы стал другом и учителем. Он посвятил Цай Луня в тайны придворной жизни и оказал ему огромное доверие — познакомил с секретной хроникой императорской династии, которая создавалась одновременно с официальной.

Ван-Цзы невозмутимо ждал. Он понимал, что его последняя фраза, на первый взгляд ничем не примечательная, вызвала у Цай Луня целый поток воспоминаний. Ведь за поиски нового материала ему пришлось взяться не без нажима со стороны. В тот день в который раз между учеными шел спор о том, как ускорить возрождение хроник о блистательном прошлом Китая, безжалостно сожженных по особому приказу в годы правления династии Цинь. К счастью, пришли лучшие времена, и история, сохранившаяся в памяти людей, была запечатлена в ученых трактатах.

Писцы работали, не покладая резцов и кисточек, но все понимали, что воспроизведение исторических трактатов в достаточно большом количестве экземпляров, чтобы ими можно было пользоваться как учебниками, было невозможно из-за отсутствия подходящего материала для письма.

Ван-Цзы не забыл своих слов в тот вечер: „Бамбук слишком тяжел, а шелк — дорог. Кто же за пределами нашего узкого круга узнает правду о деяниях Пань Чао, который без малого тридцать лет провел на западных окраинах Китая, сумел усмирить варваров, назначить наместников и установить порядок среди тамошних народов, не требуя военной и гражданской помощи от империи?"

К Ван-Цзы присоединился Цзу Тун. Он считал необходимым оставить потомкам письменные сведения об обширных торговых связях Китая, о том, до каких отдаленных уголков мира добираются китайские купеческие караваны с изделиями из железа, шелка и фарфора.

— Разве можно полагаться только на устные предания? Хорошо, если в них сохранится хотя бы часть рассказов о прошлом, как в той старинной песни:

„Облака нам заменит лопата,
А дождь — вырытый человеческими руками канал.
Каждый тан воды из реки Чинь
Содержит множество ила,
А это и влага и перегной.
Ах, какими большими будут мои колосья..."

— Бамбук слишком тяжел, а шелк — дорог, — повторил Ван-Цзы. В зале воцарилась тишина, и трудно сказать, почему все головы вдруг повернулись к Цай Луню.

Инь Чин, которому не давали покоя успехи Цай Луня, язвительно заявил: „Наверное, и на этот раз Цай Лунь проявит свою гениальность. Ведь все, к чему бы он ни прикоснулся, превращается в золото".

Цай Лунь не успел в ответ и слова сказать, как к нему обратился сам император — впервые без всяких посредников — и назначил министром-советником. Ему поручалось найти материал для письма не хуже шелка, но гораздо дешевле.

Срок был назначен короткий, и Ван-Цзы всеми силами старался помочь молодому другу. Пользуясь своими широкими связями, он узнавал, кто, где и когда проводил подобные изыскания и со всей серьезностью относился даже к самым нелепым и фантастическим историям. К их числу относился и рассказ о материале, из которого осы строят свои гнезда.

— Он-то и оказался самой лучшей подсказкой, Учитель, — заговорил Цай Лунь, догадываясь, что его воспоминания совпадают с мыслями Вана. Друзья улыбнулись, вспоминая десятки осиных гнезд, которые собирали по их распоряжению слуги. Скольким из них пришлось при этом почувствовать на себе безжалостные укусы осиных жал! Тонкий, но очень компактный материал, из которого были сделаны гнезда, понравился Цай Луню, и он решил воспользоваться опытом, подсказанным осами.

— В том, чтобы растереть кору шелковицы или стебли конопли, не было ничего сложного, — вспомнил первые опыты Цай Лунь, — но даже измельченные в порошок, они соединялись с водой. Ведь вода — это не слюна насекомых.

— И тогда ты впервые усомнился в себе, — напомнил Ван.

— Но ненадолго. Не мог же я согласиться, что осы умнее меня, — засмеялся Цай Лунь. Он понимал, что будет экспериментировать до тех пор, пока ни добьется успеха. Или заплатит за неудачи жизнью.

Проведя сотни опытов, он пришел к выводу, что самое лучшее сырье —- кора тутового дерева, конопляное лыко, изорванные рыболовные сети, ветхие ткани. Материалы следовало растереть или нарезать на мелкие кусочки, тщательно промыть, а потом залить водой с добавкой едкого калия — древесной золы. И варить, долго-долго варить, непрерывно помешивая. Затем полученную массу терпеливо растирать в ступке до получения водной суспензии. Суспензию переливали в неглубокие чаны и оттуда черпали небольшими порциями с помощью особого сита, сделанного из полосок бамбука и шелковых нитей, закрепленных на плоской бамбуковой рамке. При умелом обращении уже после четырех встряхиваний с разными наклонами вся вода из сита отцеживалась, а на поверхности оставался влажный листок, который нужно было осторожно снять и высушить.

Цай Лунь решил, что справился с трудной задачей, поставленной коварным Инь Чином, и ему захотелось похвалиться перед самим императором. Осторожному Ван-Цзы с трудом удалось его отговорить от непродуманного шага.

— Не торопись, повремени. Ведь по качеству твоему изобретению далеко еще до шелка. Ты что не знаешь, с какой радостью твои враги поднимут тебя на смех? И тогда, чтобы сохранить честь, тебе придется покончить с собой!

Радость Цай Луня быстро угасла. Он продолжал кропотливые поиски. И, наконец, ему показалось, что цель достигнута. Добавить немного секретного вещества, разгладить листки между каменными плитами и вот он — желанный материал, не впитывающий тушь и не размывающий контуры.

Несмотря на все разочарования и неудачи, Цай Лунь понимал, что конец поисков близок.

В назначенный день в аудиенц-зале собрался весь императорский двор. Друзья и враги. Предстояла демонстрация полученного Цай Лунем материала в присутствии императора. Никто не знал, приехал ли уже Цай Лунь в столицу: все время, пока велись опыты, он жил вдали от дворца, в пригороде Хань-Хуань-Хань. Доходили слухи, что в западной части своего дома он развел очаги, установил какие-то чаны, и даже каменную ступку, как если бы был мукомолом. Больше не знали ничего.

Когда открылись двери, и слуги стали вносить пакеты, плотно обернутые в шелк, по залу пронесся шорох нетерпения.

Наступила долгожданная минута, и перед императором предстал министр-советчик Цай Лунь. Стараясь не показать своей радости и гордости, он вручил монарху вынутый из шелковой упаковки листок. Тонкий, глянцевый, эластичный. Император Хо Ти взглянул на своего летописца Ван-Цзы. Слуги тот час же подали разведенную тушь и кисточки. Ван-Цзы уверенными движениями изобразил на листке тонкие контуры одинокой сосны. А император провозгласил: отныне материал будет носить имя князя Цай Луня.

Эти события произошли в первый год периода Юань-пинь, который мы называем 105 годом нашей эры.